Разрешение сопровождать Рабастана в его поездке в Нормандию стало для Констанции неожиданностью. За те два месяца, что она провела вне общества Лестрейнджа, девушка уже и думать забыла о том, что в перспективе ей предстоит увлекательное путешествие с не менее увлекательным спутником. И хотя мыслями Эдегор часто возвращалась к тому памятному вечеру, она не предполагала, что он будет иметь продолжение в виде обещанной поездки, предложение которой казалось формальной вежливостью гостеприимного хозяина. К слову о хозяине, несколько недель после их первой встречи, девушка с завидной регулярностью ловила себя на мыслях о ее новом знакомом. Она пыталась объяснить такой повышенный интерес к его персоне отсутствием схожести Лестрейнджа с большинством других аристократов, но этого было мало, чтобы заинтересовать Констанцию на долгое время. Она была человеком увлекающимся, но быстро потухающим, а фитиль интереса к Рабастану все никак не желал догорать. Была ли в этом заслуга самого мужчины, или Эдегор, оказавшись во враждебной обстановке, стремилась найти себе союзника и потому идеализировала образ Лестрейнджа, сказать было трудно, но сам факт длительного внимания девятнадцатилетней и оттого ветреной девушки был довольно примечателен. Что же до Рабастана, то уж себе Констанция могла признаться в том, что он поразил ее воображение. Мало кто мог похвастаться резко отличным от других людей мышлением, и еще меньше было тех, кто при этом не становился скучным, занудным и зацикленным на собственных мыслях. В этом плане Лестрейндж ломал все установленные стереотипы, а это делало его несколько схожим с Констанцией, которая стремилась к тому же, но пока не могла достичь. И хотя во многом Эдегор могла быть не согласна с мыслями Рабастана и, хотя она испытывала еще юношеское стремление поспорить с каждым его словом, она была до глубины души поражена тем фактом, что у ее собеседника есть собственные мысли, философия, взгляд на жизнь. Собственная, а не вычитанная в «правильных» книгах, узнанная у «правильных» людей и приобретенная в «правильных» источниках. Да и не маловажным аспектом их короткого общения было то, что Лестрейндж готов был выслушивать ее, принимать и анализировать то, что говорит Констанция даже, несмотря на то, что она была женщиной, а значит, априори не могла быть права. Ей нравилось это. И потому как бы невзначай заданный в пятничное утро Малькольмом вопрос о желании сопровождать Рабастана, вызвал если не радость, то приятное удивление уж точно. Ничем, не выдав собственных эмоций, Эдегор ответила, что в очередное отсутствие Малькольма (а уже следующим утром он по делам своего департамента должен был исчезнуть на несколько дней), она была бы не против скрасить серые будни предложенной поездкой в Нормандию. Показалось Констанции, или нет, но мужчина был доволен. Вероятно то была реакция, продиктованная событиями последних нескольких дней, когда Эдегор заявила мужу, что она больше не может и не желает проводить дни в четырех стенах и потому тоже хочет устроиться на работу. Аврором. Посыпавшиеся аргументы «против» девушка с легкостью отбивала, Малькольм нервничал и злился и в конце концов, скрепя сердце, дал согласие, полагая, что работа под его началом может быть лишена опасных аспектов жизни рядового мракоборца. Но принимать жену на работу он не спешил, размышляя над другими вариантами. И было очевидно, что Малькольм рассчитывал на эту поездку как на возможность дать Констанции немного больше свободы и тем самым убедить ее в том, что нет необходимости начинать работать, чтобы вырваться за пределы клетки, в которую он же ее и посадил. Эдегор знала мужа достаточно хорошо, а потому учитывала всю подноготную дозволения на поездку и получала двойное удовольствие от осознания того, как Малькольм будет удивлен, узнав, что Констанция не передумала.
В воскресное утро по поместью привычно сновали эльфы, приводя обстановку в состояние идеального безукоризненного порядка, несмотря на отсутствие хозяина, отбывшего по рабочим вопросам еще вчера вечером. Между тем, Эдегор, проснувшаяся более получаса назад нежилась в объятиях темного шелка постельного белья и мягких и столь редких для Англии лучей солнца. Стоит ли озвучивать очевидное, настроение ее было превосходным. В преддверии смены обстановки и окружения, девушка чувствовала радость и потому даже находясь в состояние легкой дремоты она улыбалась. Улыбка сошла с ее губ только при появлении в комнате Хелен, которая громко возвестила о том, что леди уже давно следовало бы встать и начать собираться, ибо через полтора часа пребудет мистер Лестрейндж, а Констанция еще не собрана. Далее следовали хвалебные речи самой себе, так как верная служанка уложила вещи хозяйки в бездонную сумку (а бездонной она была в буквальном смысле, ибо зачарованная специальными чарами могла вместить туда парочку домовых эльфов, кровать и все предметы интерьера), выбрала ей наряд и уже приготовила ванную. Нельзя сказать, что Эдегор среагировала на это бурной радостью, но все же соизволила подняться с постели и сладким зевком и по-детски задорной улыбкой дать понять, что она морально готова к предстоящим свершениям.
За полчаса до ожидаемого прибытия мистера Лестрейнджа, Констанция уже сидела в гостиной за чашечкой крепкого чая с конфетами, пирожными и прочими сладостями, столь ею любимыми, но отчего-то не привлекающими сейчас. Скушав вишенку с фруктовой корзинки, кусочек шоколада с кофейного торта и голову у лебедя со сливочного пирожного, девушка сделала глоток чая и обратила свой взгляд на большие часы, висящие на противоположной стене. Без двадцати одиннадцать.

Ожидание странным образом затягивалось и нельзя сказать, что это очень радовало Констанцию, которая умела делать, что угодно, но только не ждать. Сама она временами могла чуточку опаздывать, немного задерживаться, а в редких случаях и вовсе не являться, но она считала это непозволительным неуважением, когда речь шла о ее собственной персоне. В какой-то момент девушка даже допустила мысль, что Рабастан и вовсе забыл об обещании, но это как-то удивительно не вязалось с впечатлением, которое он произвел на Эдегор. Зато, чего уж греха таить, очень вязалось с его образом. А образ Лестрейнджа предполагал, что он человек увлекающийся, что вполне допускало возможность того, что он просто ненамеренно запамятовал. И будь Эдегор дурно воспитана, она уже строчила бы мужчине гневную записку, но Констанция не склонна была совершать подобные поступки, а потому она просто ожидала прибытия Рабастана «с минуты на минуту» - как неустанно повторяла Хелен, суетящаяся, где-то рядом и между делом бормочущая, что-то о том, что мистер Лестрейндж все это не специально. Было совершенно очевидно, что служанка беспокоилась о вздорном нраве своей хозяйки и потому пыталась всячески ее успокоить. Примечательно же и довольно забавно было то, что Эдегор не испытывала никакого раздражения, или огорчения, а потому не нуждалась в успокаивающих речах на родном наречии. Почему-то Констанция была уверена в том, что Рабастан явится, и этому чувству не было рационального объяснения. Единственной же проблемой такого ожидания была неопределенность и как следствие скука. Потому что вот так просто бросить ожидания и заняться своими делами Эдегор не могла, а сидеть в гостиной, рассматривая чересчур вычурную лепнину на высоком потолке, уже изрядно поднадоело. Ожидание Констанция скрасила размахиванием палочкой, вследствие которого в воздухе появлялись причудливые картинки из лучей света, маленькие облака и даже луна, до которой Хелен дотронулась пальцами, будто бы надеялась, что это нечто большее, чем иллюзия. Эдегор смеялась, а затем вздумала напугать наивную служанку, которой уже следовало бы изучить сущность магии. Констанция сотворила несколько молний, но невинное баловство ударило в стену и еще прежде, чем по стене пошла солидная трещина, плавно переходящая на потолок в гостиной появился домовой эльф.
- Господин Лестрейндж ожидает Вас в холле, госпожа, - гнусавым голосом возвестило существо и тут же исчезло, а Эдегор, предпочитавшая не наблюдать за тем, как на голову ей сыплется штукатурка и становится длиннее трещина, спешно выбежала из просторного зала, с таким выражением лица, как если бы она была абсолютно не причем. Только на подходе вид Констанции сменился на озабоченно-обиженный и именно им она почтила Рабастана, когда появилась в просторном холле.
- Я уж было думала, что Вы забыли, - скорее грустно, нежели зло сообщила девушка, намереваясь выдержать роль обиженной аристократки, но губ ее невольно коснулась улыбка и Констанция позволила себе тихий, едва различимый смех над самой собой и своею неудавшейся игрой.
- Я рада Вас видеть, - Эдегор с некоторым смущением улыбнулась мужчине, заменив протянутую для поцелуя руку (в силу того, что у Рабастана обе руки заняты) мимолетным касанием губ его щеки, полагая, что сей неформальный жест не будет расценен как нечто чересчур уж фамильярное. Да и, в конце концов, в тот вечер, в доме Лестрейнджей, Рабастан не раз удивил Констанцию своим вольным поведением. Теперь он был у нее в гостях. И справедливо было полагать, что Эдегор вправе удивить мужчину так же.
- И рада этой поездке, - легко продолжила девушка, чувствуя себя совершенно уверенно на территории собственного дома и потому позволяя себе некоторую легкомысленность в речах и поступках, - я устала сидеть дома одна. Малькольм в отъезде, а я все еще не знаю никого, кто мог бы скрасить мое одиночество лучше, чем Вы.

Отредактировано Konstancia A. Edegor (2011-12-18 00:31:19)

В жизни Констанции было очень мало людей, которые могли бы привлечь ее внимание на долгое время. Мужчины в большинстве своем предпочитали не смотреть на замужнюю даму, даже если она была красивее их жен, а если и позволяли себе общение, то оно было чересчур чопорным и официальным. В этом смысле (да и чего греха таить, во всех остальных смыслах тоже) Рабастан казался куда более свободным. Его абсолютно не смущало семейное положение Эдегор, и он вел себя как если бы Малькольма не существовало. Быть может, это было недостойной мыслью для леди замужем и, возможно, кто-то взялся бы осудить Констанцию, но именно легкое и непринужденное общение на грани приличия и нравилось девушке. Она чувствовала интригу, которая возбуждала ее юношеский интерес и ничего не могла с этим поделать. Да и хотела ли? В конце концов, уж лучше спровоцировать волну самых различных сплетен, перетерпеть шепот за спиной и презрительное фырканье, чем умереть от скуки в стране, в которую тебя затащили практически насильно. Но нет худа без добра. Не будь Констанция здесь, она бы не познакомилась с Лестрейнджем. И Эдегор была уверена в том, что это знакомство в каком-то смысле станет определяющим. В каком, девушка не знала. Ровно, как и не знала хорошо это, или плохо.
- Это очень мило с Вашей стороны. Спасибо, - бросив короткий взгляд на цветы, а затем, подняв взгляд на Лестрейнджа, Констанция мягко улыбнулась, силясь сдержать куда более откровенную улыбку, которая выдала бы в ней веселье от коротких отрывистых фраз предшествующих преподнесению букета. Можно было предположить, что это от волнения красноречивый доселе мужчина едва находил слова сейчас, если бы перед Эдегор был не Рабастан. За их короткое знакомство она уже поняла, что заставить этого мужчину нервничать может нечто действительно из ряда вон выходящее. И как бы эго Констанции не было раздуто, а она не могла позволить себе думать будто бы Лестрейндж и правда волнуется из-за нее. Во-первых, потому что это было глупо и, по-детски, наивно, а во-вторых, потому что слишком соответствовало желаниям Эдегор. Но, так или иначе, девушка смогла произнести вежливые и осторожные слова благодарности, а затем аккуратно поместила букет в поднесенную домовым эльфом вазу.
- Смотря что Вы считаете подвохом, - она посмотрела Лестрейнджу в глаза, позволив себе тихий смех, - Но нет, не ищите в моих словах скрытого смысла. Я действительно рада Вам и нашей поездке, - простодушно и легко произнесла девушка, отчего-то теребя краешек платья и отвечая на последовавший вопрос коротким кивком головы. Она готова, хотя признаться честно, Эдегор не путешествовала при помощи порт-ключей, не говоря уже о каминной сети и метлах. Аппарация казалась Констанции наиболее приемлемым способом перемещения и кроме того, доставляла ей удовольствие в эмоциональном плане: она не так давно получила лицензию на трансгрессию и теперь тешила свое самолюбие каждым очередным удачным перемещением. Под словом «удачный» подразумевалось в данном случае, что все части тела волшебницы оставались на месте. Эдегор знала, что в этом смысле порталы куда безопаснее и удобнее, но создавать их не умела, так что новый опыт перемещения был ей интересен с практической точки зрения.
Зажмурившись после многозначительного предупреждения Рабастана, Констанция скорее машинально, нежели осознанно прижалась к мужчине, положив руки ему на плечи, а уже через мгновение ощутила, как неведомая сила тянет их куда-то вверх. Приземление было чуть более жестким, чем при трансгрессии и Эдегор ощущала головокружение и легкую тошноту, но ни словом ни жестом себя не выдала. В конце концов, не могла же она, чистокровная волшебница девятнадцати лет, впервые перемещаться при помощи порт-ключа?! Точнее могла, но давать знать об этом Рабастану, Констанция не собиралась.
- Все хорошо, спасибо, - девушка улыбнулась и кивнула головой в подтверждение собственных слов. Эдегор внимательным взглядом окинула окрестности, радующие глаз своею непохожестью на все то, что она видела каждый день в Англии. Унылые серые пейзажи Лондона не шли ни в какое сравнение с поразительно голубым небом, редкими мягкими облаками и чистым воздухом, в котором сквозило спокойствие и умиротворенность, а не суета и раздражение. Легкий порыв ветра спутал темные локоны волос и Констанция невольно улыбнулась, пораженная всяким отсутствием напыщенности и пафоса. В Англии каждое природное явление было щедро награждено самыми различными стереотипными мнениями. Так любая уважающая себя леди любила дождь, награжденный романтическими фантазиями и дополненный надуманными переживаниями и мнимыми страданиями. И таких примеров было великое множество. А здесь все было иначе. Свободно от стереотипов, свободно от навязанных мнений, свободно… И от этого чувства у девушки кружилась голова, перехватывало дыхание и непроизвольно возникало чувство неподдельной радости.
- Не стоит ругать Вашего брата. Он очень сильный волшебник, если может самостоятельно создавать порталы. Да и небольшое неудобство с лихвой компенсируется местными пейзажами. Признаюсь, я под впечатлением, хотя и полагала, что меня уже трудно, чем-либо удивить, - негромко проговорила волшебница и, освободившись от объятия мужчины, как ни в чем не бывало, взяла его под руку, в этот же момент отчетливо ощущая, как он вздрагивает. Девушка переводит чуть обеспокоенный взгляд на Рабастана, продолжая следовать за ним и тихо, ненавязчиво интересуется:
- Что-то не так? Я доставляю Вам неудобство своими чересчур фамильярными жестами? – Констанция смущенно опускает взгляд и освобождает руку Лестрейнджа, глядя себе под ноги и отмечая между делом, что зря Рабастан роптал на эльфов. Для нежилого поместья мощеная дорожка выглядит уж очень недурственно.

Одной из отличительных особенностей Констанции была уникальная возможность сходиться почти с любыми людьми. Если девушка того хотела, то она могла расположить к себе кого угодно, исключая те случаи, когда объект ее непосредственного внимания изначально не был предвзят. Но зачастую даже тогда Эдегор находила пути для реализации своей потребности в общении с конкретным человеком. Было ли это следствием того, что Констанция – красивая молодая особа, обладающая харизмой и умеющая ее использовать, или у нее был какой-то уникальный талант, не имело значения. Важным было лишь то, что она о своей способности знала и умела ею пользоваться. И не стоит лукавства, девушка полагала, что Рабастан не станет исключением в списке всех тех людей, которые купились на добрый десяток довольно банальных для самой Эдегор уловок. Но она жестоко ошиблась, потому что с первого момента их знакомства, Констанция не чувствовала желания играть и привлекать к себе внимание мужчины какими бы то ни было методами. Она была искренна, и это почему-то нравилось Лестрейнджу, она говорила то, что думает и это так же не отпугивало мужчину. Это удивляло, но это не было шокирующе. Действительно же повергло девушку в шок то, что она вдруг поймала себя на мысли, согласно которой понятия не имеет, как ей следует вести себя именно с этим мужчиной.
Он был нахален, самодоволен и абсолютно свободен в выражении своих чувств, эмоций и мыслей. Рабастан не стремился держать дистанции, соблюдать субординации и абсолютно не обращал внимания на тот маленький, крошечный факт, который должен был бы полностью изменить его отношение. Констанция была замужем. И она никак не могла отделаться от мысли, что Лестрейндж постоянно об этом забывает. Нет, даже не забывает, а просто нарочно игнорирует! И что ей прикажете делать? Изображать оскорбленную таким поведением леди было как-то глупо, учитывая, что сама Эдегор вообще-то не была против того, чтобы общаться столь неформальным образом. Она просто знала, что так не должно быть. Продолжать общение в непринужденном и легком стиле, как если бы мужа не существовало – тоже совсем неправильно. Попросить Рабастана быть чуть менее фамильярным в ее отношение – и вовсе просто смешно. Почему? Да просто потому что Констанция не могла бы разумно объяснить, что именно ее пугает. В целом мужчина не переступал грань приличия, но девушка чувствовала, что, что-то не так как должно быть. И вообще, какого дементора Лестрейндж поступал с нею так?! Это же было высшей степенью нахальства! Да, пожалуй, Эдегор была возмущена, но где-то глубоко в душе понимала, что она дала мужчине повод. И дала его не по нелепой случайности, легкомысленности, или неопытности. Она дала его неосознанно, но искренне. Потому что на этот раз не Констанция привлекла внимание мужчины, чтобы сыграть в очередную игру. Это он заинтересовал ее и за один вечер заставил проникнуться искренней симпатией. В момент принятия этой мысли гордыня девушки громко фыркнула, а сама она впервые произнесла про себя ту самую фразу, которой отчаянно чуралась всю сознательную жизнь, полагая, что ситуацию всегда необходимо держать под контролем. Будь, что будет.
А между тем беседа плавно перетекла в ожидаемое русло. Рабастан огласил цель своего визита в Нормандию и если быть честной, то Констанция ожидала чего-то более прозаичного, банального и менее интересного. А то, что предлагал Лестрейндж, было как минимум, любопытно хотя бы, потому что город находящийся постоянно в одном временном отрезке это немыслимо даже для волшебного мира. Эдегор имела счастье слышать о подобном, но видеть собственными глазами – никогда. Так что для нее это было не просто любопытным, а почти невообразимым и крайне желанным.
- Да-да, мне нравится эта идея! – со свойственной ей обстоятельностью заявила Констанция, едва удержавшись от того, чтобы выразить свои эмоции куда более ярко. А эмоции присутствовали, и их смешение будоражило душу девушки, заставляя ее радоваться подобному подарку (а именно как подарок, воспринимала Эдегор подобную уникальную возможность), как если бы она была еще совсем ребенком. Ей не терпелось поскорее отправиться в путь и потому Констанция, не задавая больше лишних вопросов, и не стремясь прокомментировать прочие реплики мужчины, направилась вслед за эльфом, существом для нее непривычным, потому что дома девушке прислуживал вполне себе живой и настоящий человек. Но, пожалуй, девушка была слишком взбудоражена, чтобы обращать внимание на такие незначительные детали. Вопреки характеру она даже интерьер комнаты оценила лишь вскользь, и едва оказавшись в предоставленных ею покоях, тут же впилась взглядом в эльфа, который доселе внимал каждому слову хозяина и потому знал, что ему должно делать и ждал только подтверждения от Констанции. Нетрудно было догадаться, что у девушки нужных нарядов не имелось и она нуждалась в помощи домовика.
- Ну же! Я жду, - заявила девушка, и домовик с некоторым осуждением посмотрел на Эдегор, после чего щелкнул пальцами и на кровать посыпалась целая гора одежды: юбки в складку, платья, турнюры, корсеты, жабо, шляпки, веера и зонтики. От обилия нарядов и деталей нарядов у Констанции запестрило в глазах, и какое-то время она стояла, разглядывая все это с некоторым удивлением. Минутами позже девушка начнет присматриваться, приглядываться, а затем и примерять те или иные элементы одежды, выбирая нечто, что придется ей по душе и вместе с тем окунаясь в атмосферу старины и настоящей магии, знакомой только женщинам.
Полчаса прошло, а может быть два – Эдегор и не думала считать минуты. В конце концов, перебрав десятки вариантов, девушка облачилась в корсет формы «песочные часы», строгое светло-синее платье с узким верхом и перетянутой талией, подчеркнутой любезно поданным эльфом поясом. Наряд дополнили перчатки и шляпка со спадающей на правую сторону сеткой. Волосы же Констанция завила в аккуратные кудри при помощи заклинаний и, не припомнив больше никаких характерных признаков викторианской моды, позволила себе повертеться перед зеркалом, прежде чем спуститься в гостиную к Рабастану.
- Надеюсь, что Вы… ты не устал меня ждать? – легко поинтересовалась Эдегор, опускаясь на широкий подлокотник кресла, в котором сидел мужчина, - я даже немного утомилась, выбирая наряд. Правда твой домовой эльф, когда я спросила у него, что он думает, ответил, что меня найдут старомодной, - внимательно посмотрев на Рабастана сообщила девушка, мало задумываясь над тем, что Лестрейндж не успевает вставлять реплики в ответ на ее, так быстро Констанция перескакивала с одной мысли на другую.
- Так скажи же мне, что мы будем делать в этом городе? Попытаемся найти разгадку? Или просто полюбуемся столь необычным местом и уйдем? Как думаешь, почему это случилось? Ну, почему город застыл во времени? Я не думаю, что это может быть проклятие. Едва ли нашелся столь сильный маг, умеющий создавать временные петли. Во всяком случае, я за последние четыре столетия в истории магии наблюдала только за одним таким – Темным Лордом. Да и то он не занимался такой ерундой. А время там совсем не идет, встав на одном месте, или повторяет определенный промежуток? А магия в городе действует? Живут там магглы, или маги? – девушка внимательно смотрела на Рабастана и все же думала о чем-то своем. Было очевидно, что предложенное мужчиной ее очень заинтересовало, а потому она задает столько вопросов, даже не дожидаясь ответов на предыдущие. Когда же Констанция, наконец, замолчала, она чуть нахмурила брови и мягко высвободила из руки Лестрейнджа бокал с вином, делая несколько глотков. Вообще-то ценительницей алкоголя она не была и разбиралась в нем в строго необходимых пределах, но этот напиток был очень даже недурственен, на ее взгляд. Впрочем, у Эдегор были куда более важные дела, которые нужно было обсудить с Рабастаном, так что оценкой местного алкоголя девушка займется позже.
- Я много говорю и много спрашиваю. Прости. Со мной случается подобное, когда объект обсуждения мне интересен.

Two Steps From Hell - From The Past

Неприличная статичность английской жизни угнетала и заставляла против воли задумываться о том, что здесь люди не занимаются ничем, что могло бы быть мало-мальски интересным. Перемывание костей мисс N в двадцать лет, так и не вышедшей замуж и обсуждения очередного завидного холостяка, появившегося на горизонте озабоченных удачным замужеством для своих дочерей матушек, за интересное времяпрепровождение не считалось, разумеется. А чем здесь занимались мужчины, и вовсе оставалось лишь гадать. В стране, где чем бы ни был занят, а в пять часов должен пить чай с женой и детьми шибко-то не разгуляешься. Вот и получалось, что большинство здесь находили какие-то извращенные способы развлечения и если быть до конца честной, то Констанция часто задумывалась о том, что развязанная война вполне могла быть одним из методов найти интересное времяпрепровождение. Хотя, в целом, это не имело основополагающего значения, потому что будучи эгоисткой, Эдегор волновалась только о том, чтобы самой не умереть со скуки и нужно отметить, что сие удавалось ей с огромнейшим трудом. Вот почему неожиданное предложение Рабастана стало для девушки очень приятной неожиданностью. Даже думая о том, что он едет в Нормандию по делам, Констанция была рада вырваться из замкнутого пространства, воздух в котором был отравлен запахом разложения чужих уже очень давно мертвых душ. В этом смысле предстоящие приключения хоть и была неожиданными, но не могли не радовать Эдегор в силу двух обстоятельств. Во-первых, она не только сменит обстановку, но и займется, чем-то действительно стоящим, чем-то, что ее интересует, чем-то, что имеет хоть какой-то смысл. А во-вторых, обладая рядом специфических знаний, полученных в Дурмстранге и не имея возможности применить их хоть в какой-то из доступных областей, Констанция чувствовала себя, мягко говоря, некомфортно. Так что перспектива использования полученной в школе базы откровенно ее радовала. Эдегор часто чувствовала нужду ощущать себя не просто предметом интерьера. В противном случае она терялась. Ей необходимо было знать, что она нужна.
Волшебница мирно сидела на подлокотнике кресла, с интересом поглядывая на Лестрейнджа все то время, что он комментировал реплики и дополнял ее наряд брошью. С некоторой рассеянностью Констанция отмечала все факты, которые могли бы быть потенциально полезны, изредка дополняя свой весьма и весьма задумчивый вид короткими кивками головы, приподнятыми бровями и склоненной на бок головой. Минимум информации – максимум домыслов, а фантазия у девятнадцатилетней девушки, выросшей на скандинавских сагах и легендах далекого севера, уносила ее куда дальше границ дозволенного даже миром магии. И один Мерлин знает, какими еще вопросами могли закончиться пространные размышления по заданной теме, если бы Рабастан не сообщил, что им нужно идти. И хотя Констанция была склонна сначала узнавать все, что ее интересует, а уже потом ввязываться в авантюры, она послушно встала с кресла и с совершенно невозмутимым видом взяла мужчину под руку, полагая, что он поведает ей все, что знает, когда посчитает нужным. И, Моргана помилуй, для Лестрейнджа было бы лучше, если бы он посчитал так, как можно скорее.
- Я все поняла, - коротко отвечает Констанция и против воли прикрывает глаза в момент трансгрессии, которая как кажется девушке, длится чуть больше времени, чем обыкновенная, что в принципе не слишком пугает, или удивляет, в отличие от резкого, оглушающе громкого звука, от которого Эдегор непривычно напрягается и даже морщится, прежде чем их плавно опускает на землю. Головокружение проходит не сразу, так что волшебница с трудом ориентируется в происходящем, и начинает приходить в себя, уже оказавшись сидящей на деревянной скамье. Девушка внимательным взглядом ясных глаз следит за Рабастаном и чуть заметно вздрагивает от его прикосновений, коротким кивком отвечая на вопрос о своем самочувствие. В конечном счете, легкая слабость не самая важная деталь, которая сейчас интересует Констанцию. Она оказалась в месте, застывшем в прошлом. Это чудилось настолько невероятным, что хотя девушка и слушала все, что ей говорил Рабастан, и даже предполагала, как это будет выглядеть, она не сразу поверила своим глазам.
Поднявшись на ноги, волшебница измерила шагами беседку и, дойдя до противоположного ее конца, остановилась, вглядываясь в удаляющиеся фигуры, только что прошедших мимо девушек. Эдегор едва заметно нахмурилась, а затем скользнула взглядом по строениям, располагающимся неподалеку. Это было просто невероятно, но девушка была готова поклясться, что никакой ошибки здесь быть не могло. Они действительно перенеслись на целый век назад. Волшебница еще некоторое время напряженно вглядывалась в окрестности и редких людей, появляющихся в поле зрения, прежде чем повернуться лицом к Рабастану, сложив руки на груди и глядя на него несколько растерянно и абсолютно беспомощно.
- Ущипни меня, - негромко произнесла Констанция, выдохнула и облокотилась рукой о колонну беседки, не сводя взгляда с Лестрейнджа. Эдегор находилась в несколько дезориентированном состоянии, так что она не могла сказать, что готова здраво воспринимать информацию, которую мужчина собирался ей дать. И тем не менее, мгновением позже, собравшись с мыслями она коротко кивнула, - начинай.

В голове Констанции, как, вероятно, и у многих других дам, присутствовали яркие представления о том, чего она никогда не делала и в чем никогда не участвовала, но что против воли возбуждало в ней неподдельный интерес и даже скрытую радость даже при короткой мысли соответствующего характера. Разница между Эдегор и другими дамами заключалась в том, что последние, воспитанные на слащавых французских романах, чаще всего грезили о внезапно свалившейся на них страстной, нежной и пылкой любви. Они все поголовно в тайне мечтали о том, что однажды от тирана-мужа их заберет некто, занимающий промежуточную позицию между Джоном Уилмотом и Ланселотом Озерным. Констанция не мечтала. Это было как-то вульгарно, но, что хуже, предсказуемо, а ко всему прочему еще и скучно. Воспитанная на легендах севера, она жаждала интриг, тайн и приключений. Да таких, чтобы дух захватывало. Так что при первом намеке на реализацию подобной мечты в реальности, у Эдегор совершенно отключался здравый смысл и привычная предусмотрительность, доведенная до состояния базового инстинкта. Когда же яркое впечатление, сопровождающееся немыслимым количеством эмоций, несколько сглаживалось, менять, что-либо было уже поздно, потому что как показывала практика к этому моменту ход истории, в который Эдегор, не иначе как влипла, уже нельзя было безболезненно остановить. Вот и оставалось только стараться сориентироваться в ситуации и спросить себя в очередной раз «а какого же черта это случилось со мною снова?». А еще лучше спросить Рабастана. Например, зачем ему нужен этот артефакт? Уж вряд ли для того, чтобы пополнить коллекцию семейного барахла и,  конечно же, сомнительно, что им движело самоотверженное желание помочь жителям городка. Банальный интерес? Желание потешить свое самолюбие спасением нескольких тысяч людей от временной петли? Стремление обладать артефактом в личных целях? Нет. Все эти предположения в целом могли бы уложиться в общую картину, без нарушения последовательности и логики, если бы только не сам Рабастан. Констанция не раз ловила себя на мысли, что она не в силах проследить мотивы его действий и ход его размышлений. Не хватало какой-то детали, а быть может, и несколько деталей. И Лестрейндж упрямо и вполне осознанно не желал восполнять пробелы. Волшебница не настаивала. Не будучи привычной к тому, чтобы лезть людям в души, она терпеливо ждала. Ждала, пока он сам посчитает нужным раскрыться. Но в то же время, в моменты подобные этому, ожидание становилось несколько тягостным. Эдегор привыкла и потому желала владеть ситуацией, чувствуя себя уверенно, а Рабастан не давал ей такой возможности. Намеренно ли, или случайно, девушка не знала. Но в том, что он в очередной раз выкрутится, извернется, недоговорит, или просто красиво и без зазрения совести солжет – она, ни секунды не сомневалась. И, увы, это единственное, в чем волшебница не сомневалась, находясь рядом с Лестрейнджем. Что же касалось всего остального, то Констанции приходилось кивать головой, соглашаться и делать то, что Рабастан просил. Право слово, погибнуть в самом загадочном месте на земле, пытаясь хладнокровно оценить чужую душевную глубину путем проверки правдивости или лживости слов своего спутника, это очень самоотверженно и героично, но как-то не подходило Констанции, которая временами все же стремилась к рациональному поведению.
- Ты меня обманываешь, - обстоятельно заявила волшебница и одарила мужчину тяжелым взглядом обиженной явной несправедливостью женщины, аккуратно вкладывая ладонь в руку Лестрейнджа и неторопливо следуя за ним по тропинке. Внимательно слушая неторопливую речь мужчины, Эдегор цеплялась за наиболее информативные фразы и принимала к сведению. Уж лгать относительно артефакта и путей его нахождения, у Рабастана причин не было, так что, вероятно, Констанции следовало бы поверить ему хотя бы в этом. Задавать немыслимое количество накопившихся вопросов именно сейчас было как нельзя некстати, так что Эдегор оставалось слушать, анализировать и между делом подыгрывать волшебнику в его приветствиях относительно абсолютно незнакомых людей. Люди, кстати, очевидно считали иначе и тем самым поражали и без того пораженную Констанцию еще сильнее, как если бы она не была волшебницей и не понимала сути необычных вещей и их действия. Впрочем же, долго удивляться девушке не пришлось. Спустя всего несколько минут они оказались внутри часовни, и внимание Эдегор переключилось с безрадостных размышлений на разглядывание окружающей их обстановки. Из речей Рабастана волшебница помнила, что он говорил о необходимости сохранить в памяти место положения всех без исключений вещей, так что Констанция пришла к вполне разумному выводу, согласно которому не стоит терять время понапрасну, растрачивая его на болтовню, вопросы и размышления. Неспешно окидывая окружающую обстановку придирчивым, внимательным взглядом, волшебница силилась запомнить все многочисленные предметы, когда тишина часовни, ранее прерываемая лишь гулкими шагами Лестрейнджа и самой Эдегор, разбавилась присутствием еще двух человек. И по поведению первого стало совершенно очевидным, что эти люди были ему знакомы. Какая неожиданность.
- Рабастан, - оказавшись за колонной, изображая предельное спокойствие, но между тем не находя в себе силы, чтобы скрыть недовольство, обратилась гневным шепотом к мужчине Констанция, - я не стану спрашивать тебя, зачем тебе сдался этот артефакт, хотя я точно знаю, что ты едва ли станешь использовать его в личных целях, я даже не поинтересуюсь откуда ты вообще о нем узнал, - извлекая палочку из чехла на поясе продолжила волшебница, - но если ты сейчас вздумаешь мне наврать, что эти двое совершенно не опасны и мы прячемся от них за колонной, потому что отсюда обзор лучше, а окажется, что они владеют боевой магией на уровне колеблющемся между Мерлином и феей Морганой, я тебя убью, Лестрейндж. Клянусь, я тебя убью. Хотя я и не уверена, что мне понадобится это делать, - угрожающе прищурившись, волшебница сжала в тоненьких пальчиках палочку и смерила нежданных гостей придирчивым взглядом, мгновением позже возвращаясь к созерцанию лица Рабастана, чья богатая мимика выдавала его с головой, - итак, прежде чем мы окончательно влипнем в историю, ты хочешь мне, что-нибудь сказать?

Мораль создавала правила. Как много их было. Как многое они запрещали. Как сильно давили. Как стремительно убивали стремление к свободе. У кого угодно. Но только не у Рабастана Лестрейнджа. Потому что клянусь вам бородой Мерлина и шевелюрой феи Морганы, он понятия не имел, что делать можно, а чего делать нельзя. В голове у этого мужчины царил хаос, или, во всяком случае, он действовал согласно логике известной лишь ему одному, а то и неизвестной вовсе. А, между прочим, мораль бы наверняка запретила подвергать смертельной опасности девятнадцатилетнюю жену друга, притаскивая ее в неизвестные места с совершенно непонятными целями. Но нет. Лестрейндж не был знаком с таким понятием и сложившаяся ситуация была явным тому доказательством. Но хуже всего было не это. Хуже всего было то, что Констанция и хотела бы выразить свое «фе», да не могла. Потому что происходящее не только не претило ее натуре, но более того, словно было писано под нее, ее мечты, желания и многочисленные фантазии. Приключения. Приятное щекочущее нервы чувство и показное недовольство становится чересчур уж наигранным, чтобы хотя бы показаться настоящим. Но… Что это? Цыц? А вот это обидно. Жаль момент, для выражения возмущения неподходящий. А ограничиваться хилыми жестами вроде поджатых губ и презрительного фырканья это как-то слишком мелко. И что оставалось? Молчать и слушать. А слушать, нужно признать, было что. Потому что Лестрейндж хоть и врал, что не знает их потенциальных соперников, а все же медленно, но верно информацию выдавал. Констанции хотелось бы потешить собственное самолюбие мыслью о том, что на мужчину возымели влияние грозные интонации и требовательный тон, но невольно приходилось признать обратное. Как жаль, однако. Впрочем же, возвращаясь к предмету обсуждения, нужно сказать, что излияния по поводу того, что Рабастан и сам-то не шибко осведомлен относительно происходящего, Эдегор благоразумно пропустила мимо ушей, на этот раз не соизволив даже кивнуть. Наглая ложь не то, чтобы ее раздражала, но возмущала, потому что Лестрейндж считал Констанцию глупее, чем она была на самом деле. И ей хотелось отыграться, кинув какую-нибудь едкую фразочку, но вот беда – хозяином положения все же был Рабастан и Эдегор не чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы демонстрировать собственное умение использовать речевые обороты в качестве умелых выпадов. Да и вряд ли для кого-то станет новостью заявление, что именно в данную конкретную минуту это было как-то… Неуместно? Нелогично? Нецелесообразно? Может даже глупо? Да, все вместе. Волшебница обязательно припомнит Лестрейнджу все это. Но позже. Когда угроза в качестве двух авроров, один из которых, судя по описанию Рабастана был не самым предпочтительным противником при возможности выбора, будет устранена. А еще лучше, когда они найдут чертову безделушку и выберутся отсюда. Но сие стремление очень тесно переплеталось с необходимостью предварительного устранения конкурентов, а это значило только одно. Битвы не избежать. И вместе с осознанием этого и без того очевидного факта, на Констанцию впервые за долгое время нахлынул отнюдь не детский страх. Она что, должна будет покалечить, а возможно и убить кого-то из этих людей? Нет… Нет. Нет! Полученные в Дурмстранге знания не должны были находить своего применения на практике. Это же противоестественно и, в конечном счете, незаконно! Мысль о том, что именно подобным Эдегор будет заниматься, когда станет аврором, в момент бессознательного ужаса перед предстоящей стычкой, ее, разумеется, не посещала. Она не станет этого делать! Какого дьявола? Что значит «меть в левую ключицу»?! Он что совсем сошел с ума?! Это даже не обсуждается. И Констанция уже было собиралась во всей свойственной ей эмоциональной манере пояснить, что ничего из названного она даже близко делать не собирается, когда Рабастан в очередной раз потащил ее куда-то в сторону. Машинально Эдегор подчинилась, все еще не теряя своего недвусмысленного намерения. Но едва она собралась открыть рот, как поняла, что Лестрейндж не от внезапно нахлынувшего чувства прекрасного уставился на какую-то безделушку. Нашел, то, что нужно? Хвала Мерлину! Теперь они могут убраться отсюда и никто не пострадает.  И вообще-то, под словом «никто» Эдегор подразумевала и их с Рабастаном тоже. Последний, кстати, с негласным мнением Констанции согласен не был. Впрочем, как и незваные гости. Потому что ни импровизированный мини спектакль, ни стремительность действий от конечной участи их не спасли. Волшебница и глазом моргнуть не успела, как в одного из стоящих неподалеку мужчин полетело первое заклинание, ознаменовавшее начало второго акта. И, что-то подсказывало Эдегор, что без жертв здесь не обойдется.
- Протего! – испуганно и неловко взмахнув палочкой, Констанция отразила желтый луч сковывающего проклятия в сторону и оценила вероятность попадания ответным заклинанием по мальчишке, поспешившему спрятаться за колонной у самого входа. Периодически выглядывая из-за нее, он сыпал заклинаниями в Эдегор, которая в свою очередь едва успевала отражать их единственным, приходящим на ум заклинанием из разряда защитной магии. Наконец, Констанция нашла укрытие в экседре, где получила короткую передышку и возможность решить, что следует делать дальше. Где-то неподалеку сверкали вспышки заклинаний – Рабастан сражался со своим противником и если быть до конца честной, то сейчас Эдегор мало волновала сохранность соперников. Ей хотелось как можно быстрее выбраться отсюда и лучше если с наименьшими потерями. Но если все верно и Констанции отнюдь не кажется, то после того как Лестрейндж взял в руки артефакт, часовня уже несколько раз сотряслась с явным и недвусмысленным намерением вот-вот рухнуть? Плохо. Чертовски плохо.
- Протего! – отразить заклинание на этот раз не удалось, так что ничего не осталось кроме как рухнуть на пол, перевернуться на спину и взглядом столкнуться с нависшим противником, - как же ты меня достал! Fortuna adversa! – ярко-фиолетовый луч поразил мальчишку еще до того как он успел атаковать Констанцию. И казалось бы ничего не произошло и даже сам юноша ничего не почувствовал, но уж Эдегор-то точно знала толк в сглазах и порчах. И хотя палочка направленная ей прямо в грудь шибкого повода для оптимизма не оставляла, волшебница и испугаться не успела, когда заклинание парализации вместо нее ударило по неудачливому отныне юному аврору, тут же рухнувшему на мраморный пол. И отчего-то забавным волшебнице показалось не просто оставить его в таком виде валяться у выхода из разрушающейся церкви, но взмахом палочки намертво приклеить к ступеням.
- Perpetuus agglutium, - и время для забав заканчивается, потому что одна из колонн дает трещину, грозясь вот-вот рухнуть. Эдегор разворачивается, возвращаясь обратно в часовню, - Рабастан!