Сириуса колотило от злости. Если бы взглядом можно было прожигать насквозь – то от его стоящей напротив матери уже давно бы осталась только кучка пепла. Они в гостиной, расширенной по случаю праздника, на который собралось все семейство. И, разумеется, Вальбурга не могла при всех не уязвить самолюбие своего старшего сына, вот только не учла того, что Сириус в долгу перед ней не останется и ответит тем же. Слово за слово, и разразился скандал, в котором участвовали только двое. Помимо Вальбурги Сириуса никто не обвинял, но и на его сторону никто не вставал. Отец отстраненно смотрел в окно, словно его тут вообще и не было; Беллатриса подчеркнуто равнодушно водила подушечкой пальца по краю фужера, наполовину заполненного красным вином; Регулус подпирал щеку рукой, стараясь выглядеть столь же скучающим, как и его старшая кузина, но взгляд от скандалящих родственников старательно отводил; старик Арктурус преспокойно продолжал поедать рождественский ужин. И только Вальбурга кричала на сына, постепенно переходя на визг, от которого уши закладывало.
В сущности, можно было даже и не спрашивать, в кого же характером пошел Сириус.
-Грязное отребье! – вопила Вальбурга. – Позор моего дома, позор моих предков!
Краем глаза Сириус уловил, как дядюшка Альфард презрительно поморщился, услышав о принадлежности дома.
-…ты-ы-ы-ы! Осквернитель нашего рода, гад, предатель, позорище моей плоти!..
-Довольно! – резко оборвал Сириус. В его голосе совершенно неприкрыто звучали презрение и ненависть. – С меня хватит! Я ухожу!
Он развернулся, направляясь к дверям, но Вальбурга, словно кошка, кинулась следом, с неожиданной для такой худой, и даже хрупкой женщины, силой вцепляясь в локоть сына.
-Ты не посмеешь никуда уйти!
-Пошла к черту, ведьма! – рявкнул Сириус, вырывая свою руку из хватки Вальбурги.
Она отпрянула. В гостиной повисла внезапная тишина, звенящая, словно он дал ей пощечину. Бледное лицо Вальбурги заливалось краской, в широко распахнутых серых глазах отражалось что-то невообразимое. Сириус снова развернулся и почти бегом направился к лестнице. Было слышно, как он через некоторое время громко хлопнул дверью в свою комнату. В доме еще несколько минут не было слышно ни единого звука, кроме тяжелого дыхания Вальбурги и звона вилки, которую Регулус случайно выронил из рук.

Комната встретила темнотой и прохладой. Стены пестрили яркими плакатами, и Сириус не мог сказать, какое же их здесь количество. Первое время Вальбурга пыталась их сдирать, ловко орудуя острыми ногтями, но потом плакаты стали клеиться на заклинания, после которых сорвать их было уже невозможно. Хоть дом снеси – а они на стенах останутся. Картинки на них неживые. Маггловские красотки навеки запечатлены в одной позе, улыбаясь, подмигивая, махая рукой, и они явно бы заигрывали со всяким, кто обращал на них внимание, если бы могли шевелиться, совершенно бесстыдно снимая с себя скромные остатки одежды. И тут же, рядом с ними, контрудар по нервам матушки и просто эйфория для самого Сириуса – мотоциклы. Их много, они все разных цветов, марок, у каждого свой год выпуска, и Блэк может часами  их рассматривать, улыбаясь чему-то своему и завистливо вздыхая. Всеми правдами и неправдами он добывает плакаты с мотоциклами из маггловских журналов, а потом старательно приклеивает вечным заклинанием на стену, и лелеет мечту, что когда-нибудь купит себе свой. Поколдует немного над деталями, и в очередной раз отличится – все летают на скучных метлах, а Сириус Блэк – на мотоцикле.
Однако сейчас множество ярких картинок на стенах не вызывает того прилива мстительного, а иногда мечтательного удовольствия. Наоборот, они раздражают его еще сильнее, потому что служат молчаливым доказательством войны между Сириусом и его матерью, которая олицетворяла собой весь род Блэков, Древнейший и Благороднейший. Если отношение к своей семье у Сириуса было вполне определенным и негативным, то к званию Древнейшего и Благороднейшего он относился противоречиво. С одной стороны он дорожил своим именем, знал ему цену, которая была оправданно высока, но с другой стороны… это же семья? Чего только стоит его пра-пра-кто-то-там Элладора Блэк, которая ввела традицию обезглавливать тех домовых эльфов, которые уже были не в состоянии держать поднос с едой, а их головы вывешивать в коридоре? Сириус уже насмотрелся на эти головы за шестнадцать лет своей жизни настолько, что его уже тошнило от всего этого.
Ворвавшись в комнату, он заметался от одной стены к другой, как раненный зверь. С размаху пнул ножку кровати, выплескивая злость, и, не обращая внимания на боль, метнулся к окну. Остановился, тяжело и прерывисто дыша, стараясь хоть как-то совладать со своими эмоциями и успокоиться… Прислонился пылающим лбом в холодному стеклу, кусая губы. В голове не было ни единой связной мысли. Только какие-то неясные, размытые образы.
Сириуса душило злостью, безысходным отчаянием. Он чувствовал себя животным, невольно попавшим в клетку, сквозь прутья которой пропущен ток. И он мечется в этой клетке, ища выхода, задыхаясь от боли и ненависти.
Тихо зарычав, Сириус порывисто отстранился от окна, за которым была жизнь – свободная, маггловская, жизнь, в которой не было никаких обязанностей, не нужно было соблюдать никаких традиций, и где всем было плевать на чистоту твоей крови. Да и само выражение «чистота крови» казалось каким-то странным, сюрреалистичным.
Блэк на несколько секунд сел на кровать, а потом соскочил с нее и снова заметался по комнате, кусая губы. Выдвинув из под кровати чемодан, начал хаотично бросать туда свои вещи. Просто так, чтобы хоть чем-нибудь занять свои руки, найти какое-нибудь дело, которое, возможно, успокоило бы его. Однако это не помогало. Даже просто дышать в этом проклятом доме было тяжело, невыносимо.
Дверь в его комнату открывается ровно в тот миг, когда Сириус, снова зарычав от злости, ударяет кулаком о стену. Светом из коридора освещает гриффиндорскую расцветку спальни.
Голос Регулуса что-то ломает внутри. Сразу вспоминается, с каким равнодушием он вел себя за столом, и от этого становится еще хуже, еще больнее.
-Вон отсюда! – Сириус хватает с кровати безукоризненно белую рубашку и швыряет ее в младшего брата, а потом резко отворачивается, как-то внезапно оказываясь у окна, даже не интересуясь, долетела ли его рубашка до Регулуса или нет. Не переносивший насилия гриффиндорец прекрасно понимает, что нечто более тяжелое, что могло бы причинить человеку вред, он бы в брата никогда не швырнул. Это добивает окончательно, вызывая откуда-то мысль о собственном бессилии. – Видеть тебя не могу…
Спина и плечи Сириуса дрожат. Его колотит от множества сильнейших, непередаваемых эмоций – злости, раздражения, отвращения, боли, отчаяния – и он не может это выносить.

Отредактировано Sirius Black (2011-11-20 13:23:08)

Грудь словно чем-то сдавило. Сириус зажмурился, со всей силы, словно потом хотел распахнуть глаза и оказаться уже где-то в другом месте, и он даже знал, где было это прекрасное место, которое у него почему-то ассоциировалось едва ли не с раем. Однако это было невозможно сейчас, и мысль об этом тяжким грузом легла на плечи Блэка. Хотелось громко завыть на луну, чтобы хотя бы она его услышала, по-настоящему услышала и поняла. Но сейчас луны не было. Все небо заволокло низкими, тяжелыми тучами, и темные улицы, заметенные снегом, освещал только свет от фонарей на площади Гриммо. Один из них мигал каждые несколько секунд, и Сириус смотрел на этот фонарь. Его так и подмывало загадать, что если он погаснет – то Блэк уйдет из дома. А если не погаснет… что ж, волшебная палочка всегда с собой, и лампочка внезапно лопнет, а свет погаснет, и Сириус все равно сбежит.
Сбежит… Сейчас его словно что-то останавливало. Какая-то неприятная мысль отвлекла от бездумного созерцания успокаивающего мигания фонаря. Сириус повел плечами. Ну да, конечно, как же он мог даже на несколько секунд об этом забыть? Регулус там, сзади, тяжело вздохнул, как будто хотел что-то сказать, но потом передумал. Что, посмеяться пришел? – гриффиндорца затопило невесть откуда взявшимся ехидством, ядовитым, злобным. Таким, что самому от себя в какой-то миг противно стало. – Давай, смейся, змеюка, ууу…
Мысль была прервана внезапным воспоминанием, от которого стало так горько, что снова захотелось завыть, и отогнать все воспоминания куда подальше. А совсем хорошо – забыть о них. Помнить себя только с того момента, когда Сириус впервые увидел лохматого черноволосого мальчика в очках, который ехал в одном с ним купе, мечтая попасть на Гриффиндор, как и все Поттеры до него. Но это было невозможно, и Сириус словно зациклился на мыслях о том, что его младший брат в детстве постоянно вот так приходил к нему, скромно присаживаясь на самый краешек кровати, словно каждый миг ожидая, что на него сейчас закричат, и выгонят в свою спальню. Так обычно было, когда Вальбурга ругалась с Орионом, или же, в очередной раз выйдя из себя, самозабвенно вопила на домовых эльфов, швыряясь в них фужерами и тарелками. Она была женщиной темпераментной, любившей сильные и яркие эмоции, не стеснялась их, а выплескивала все наружу. Сириус пошел в нее, и произошло то, что и должно было – столкнулись две непокорные воли, и ни одна не захотела уступать…
А еще раньше – Регулус, наверное, и не помнит этого, он по ночам часто прибегал к своему старшему брату, пугаясь то ли собственных снов, то ли темноты, и засыпал только тогда, когда оказывался под одним с ним одеялом, крепко обнимаемый. Но это было так давно, что иногда и Сириусу кажется, что это просто какой-то бред, что это он сам выдумал.
-Я же сказал, что уйду, значит, уйду, - Сириус старается говорить… он сам не знает как. Резко? Или подчеркнуто небрежно, всем своим видом показывая Регулусу, что семья для него давно ничего не значит? Или не скрывая злости, чтобы до брата дошло, что его присутствие сейчас в спальне Сириуса определенно лишнее? Голос Блэка вильнул во все стороны разом и обреченно дрогнул. – Можно подумать, тебя это самого первого огорчит.
Какого черта ты вообще здесь делаешь, засранец мелкий? – с досадой и горечью подумал Блэк. – Полжизни поворачивался ко мне задницей, когда мне было плохо, и старательно делал вид, что никого по имени «Сириус Блэк» ты не знаешь, а теперь вот зачем-то пришел. Чего ты хочешь? Ох, получишь же ты однажды...
Сириус знал, что он своего брата любит, каким бы тот засранцем не был, и как бы сильно не поддался влиянию матери. И сейчас создавалось впечатление, что Рег об этом пронюхал и теперь пришел, чтобы заставить брата остаться, чтобы потом еще сильнее издеваться над ним, демонстрируя равнодушие и безразличие.
Когда Регулус обнял его, Сириус на несколько коротких мгновений растерялся. Напрягся, собираясь с силами, чтобы оттолкнуть брата, который черт знает что творит, но не смог этого сделать, и только зарычал, как раненный пес, к которому приближается потенциальная опасность. Сознание разрывалось, не зная, какой вариант выбрать – оттолкнуть его? или повернуться и тоже обнять? или проигнорировать?
Уйти или остаться?
Я же сейчас останусь, - обреченно подумал Сириус.
Нет, ты сбежишь, - ответил ему внутренний голос. – Прямо сейчас, сегодня, как только вышвырнешь его из своей комнаты. Возьмешь с собой только палочку и свалишь из этого проклятого дома, надолго, навсегда, и забудешь их, забудешь, как страшный сон! Ты сбежишь, потому что ты Сириус Блэк.
-Чего ты хочешь от меня? – раздраженно спросил Блэк. Он не оттолкнул брата, но по голосу было слышно, что лучше бы тому самому перестать дурить. – Какого черта ты вообще вытворяешь сейчас? Ты меня ненавидишь, забыл? Как и все остальные, впрочем, - он смотрит на спасительный мигающий фонарь. Смотрит, но не видит его. Сириус закрыл глаза и воображение нарисовало ему счастливую картинку: он уже далеко отсюда, у Поттеров, прошло несколько месяцев и возле их аккуратного двухэтажного домика под ярким солнцем ослепительно сияет мотоцикл Сириуса Блэка… - Проваливай лучше. А то вдруг мамаша прознает, чем ты тут занимаешься, и еще одним сыном в семье станет меньше.
Какого черта я медлю?

Сириус старался максимально сосредоточиться на этом фонаре. Не обращать внимание на то, какой Регулус теплый, и как доверчиво льнет к старшему брату. С одной стороны гриффиндорцу хотелось, чтобы это поскорее закончилось, поскольку такое совершенно не вписывалось в привычное поведение Рега, и вообще никуда не вписывалось. С другой же ему хотелось, чтобы это не кончалось вообще никогда, ведь не каждый же день тебя обнимает родной человек. А ведь можно закрыть глаза и представить, что не просто родной, а еще и любящий… Сириус почувствовал, как сердце ухнуло куда-то вниз и разбилось там вдребезги. О, ему хотелось этой любви, хотелось просто сумасшедше, но вместо этого Блэк в очередной раз ощутил жгучее разочарование и ощущение вселенского одиночества, когда Регулус резко отстранился.
-Какой же ты двуличный змей, Регулус, - едва слышно прошептал Сириус, ни к кому конкретно не обращаясь.
Надо было уже развернуться, оттолкнуть мелкого в сторону и выйти из комнаты. А там дальше – кто его удержит? Да никто! Блэк сбежит из родного дома, отречется от всего, что его связывает с этим местом, максимально обособится от всего Древнейшего и Благороднейшего, и он, наконец-то, станет по-настоящему свободным. Потому что покинет эту золотую клетку, которая даже не с каждым годом – с каждым днем становилась все уже и уже, все больнее жалила током.
Слова брата проникают под кожу, острыми иголочками впиваются в Сириуса, пытаясь дорваться до души, и у них это прекрасно получается. И это оказывается очень больно. Так, что хочется закрыть на мгновение глаза, собирая все силы для одного единственного движения, а потом развернуться и ударить его. Внезапно, резко, больно. Только чтобы он замолчал, и не смел говорить таких слов.
Сириус развернулся лицом к брату. В нем снова забилась злость, давящая, тяжелая, она металась по его жилам, отчаянно ища себе выхода. Серые глаза как-то вмиг потемнели, став мрачными и пугающими. Блэк прищурился.
-Закрой свой рот, Регулус, - голос снова чуть подрагивает, но на этот раз только лишь потому, что Блэк отчаянно пытается не сорваться. – Ты жалкое, двуличное существо. Просто ничтожество. Ты так болезненно зависишь от тех, кто тебе дорог… - губы на мгновение презрительно скривились. – Вот только ты-то нужен кому-нибудь, а, малыш Регги? Мне плевать на семью.
И на тебя в том числе, - хотелось сказать Сириусу, но он затолкал эту ложь глубоко внутрь себя, чтобы она никогда, никогда не вырвалась наружу.
-Потому что тут никто никому не нужен, если подумать. Единственная цель – так это сохранение чистоты крови. Существование в четырех стенах, мрачных и пыльных. Тебе нравится такая жизнь? – с вызовом спросил гриффиндорец. Каждое слово он бросал резко, как пощечину. - С нашей безумной мамашей, головами домовых эльфов в коридорах, жизнь, в которой у тебя, братишка, даже друзей-то нет, - Сириус небрежно передернул плечами. В комнате было темно, и его горящие глаза были плохо различимы в полумраке. – Да и зачем они тому, кто не ценит того, что есть?
В последней фразе прозвучала затаенная обида. Очень хорошо затаенная, спрятанная настолько глубоко, что никто бы ее так не нашел, вот только Сириусу от этого было не легче, потому что он даже если и сам об этом не знал, то очень отчетливо чувствовал. Как Регулус, его единственный родной брат, любимый и оберегаемый им с самого детства, мог вот так повернуться к нему, такому идеальному и совершенному Сириусу спиной? Такое молчаливое отречение жалило сердце Блэка даже еще сильнее, чем если бы все ныне живущие родственники, носящие его фамилию, по очереди громогласно отреклись от него. Это бы не было так больно… так обидно… так, что хотелось убежать, лишь бы дальше не видеть этого непрошибаемого равнодушия, этого истинно слизеринского желания просто поиграться на чужих чувствах.
Сириус не знал, что еще можно сказать. Забирать свои слова обратно он не будет в любом случае, извиняться за них – глупо и бессмысленно, а любовь… а нужна ли его любовь брату, который сам только что признался в том, что хотел просто проверить Сириуса на сентиментальность?

Сириус молчал. Прошел мимо Регулуса, ощутимо толкнув его плечом, и поддался желанию хоть чем-нибудь занять свои руки. Взяв с кровати свою рубашку, которой недавно швырнул в брата, он внезапно ощутил острую необходимость придушить этого маленького засранца, но пересилил себя, и лишь небрежно швырнул то, что в темноте казалось белым куском ткани, в раскрытый настежь чемодан, который лежал на полу. Возможно, стоило хоть как-то, хоть с помощью магии, но более аккуратно сложить свои вещи, но гриффиндорец знал, что в этом нет абсолютно никакого смысла. Он все равно их не возьмет. Не сейчас. Быть может, вернется потом, на летних каникулах, и даже не факт, что на тех, которые будут после пятого курса… нет, он вернется за ними потом, и тогда вещи будут лишь предлогом. Блэк чувствовал, что ему придется вернуться сюда, чтобы провести еще один разговор, даже более неприятный, чем теперь. Но он не знал с кем, и даже не осознавал этого в полной мере, действуя больше интуитивно.
-Заткнись, Регулус, если не хочешь оказаться на месте Нюниуса, - огрызнулся Сириус. – Ты и сам не без греха, только вот у тебя смелости не хватает признаться в собственном несовершенстве!
Вещей много. Они везде – на комоде, на кровати и на ее спинке, что-то валяется даже на подоконнике, а что-то – на полу. О, их много, словно кто-то свыше специально подготовился к тому, что должно произойти. Сириус действует на запале. Нет его – нет действия, и парень вынужден раскачиваться, метаться между сомнениями, но важные решения он принимает всегда быстро, практически мгновенно, и они всегда оказываются верными. После скандала с Вальбургой злости у Блэка хватало на то, чтобы сбежать из дома. В одиночку в своей комнате он бы еще сильнее накрутил себя, и точно бы сбежал к Поттерам – единственной семье, которая бы приняла его. Но приход Регулуса разрушил все планы. Он как-то успокоил, а неловкое короткое объятия почти полностью убило запал. И теперь Сириус тянул резину, пытаясь вызвать своего хладнокровного брата на действия, которые бы могли вновь разжечь решимость. Он чувствовал, что иначе не уйдет. Не уйдет так быстро, как бы ему того хотелось.
-Стадо баранов? – Сириус как-то нервно усмехнулся, вспомнив Сохатого. Не баран, конечно, но попадание весьма близкое. – Ты говоришь о том, чтобы я не судил тебя, но при этом судишь меня по себе же, - на губах появилась ядовитая ухмылка. – По-моему, в ком-то заговорила зависть, потому что этот кто-то слишком много времени провел в окружении пыльных книг и ко всему равнодушных двуличных однокурсников, помешанных на темной магии!
Швырнув одну из мантий, до того живописно распростертых на постели Блэка, в чемодан, парень со злостью пнул его – тот проехался по полу, оказываясь у ног Регулуса.
-Хочешь, чтобы я ушел?! Прекрасно! Именно это я и пытался сделать до тех пор, пока сюда не приперся ТЫ! И пока я здесь, эта спальня все еще принадлежит мне, а в твоем распоряжении весь остальной дом. Так что, если тебе настолько противно видеть меня – ты давно бы уже мог внять моим просьбам и свалить из этой комнаты к чертовой матери! – рявкнул Сириус. Огонек постепенно разгорался вновь, превращаясь сначала в костер, а затем и в бушующий пожар. Потом от этого останется только пепелище, и будет больно, но ведь это будет потом, когда уже Джеймс будет рядом… - Свалить, а не устраивать здесь цирк! Давай, проваливай, - он как-то незаметно оказался возле младшего брата, грубовато подталкивая его к двери, и борясь с желанием просто заткнуться самому и обнять Рега покрепче. – А если ты до сих пор этого не сделал, значит, ни черта ты на самом деле не хочешь, чтобы я уходил.
Слова, сказанные лишь для того, чтобы побольнее ужалить брата, внезапно озаряют Сириуса. И это, к счастью, оказывается последней каплей. Так вот, значит, как, да…
-Трус!.. – презрительно выплевывает Сириус, а потом резко выходит из своей комнаты, по лестнице шумно сбегая вниз. Где-то внизу, услышав его приближение – только один Сириус так спускался – Вальбурга снова начала визжать.